Речная старина

О сайте | Ссылки | Благодарности | Контактная страница | Мои речные путешествия |
Волга | Днепр | Кама | Нева | Ока | Окно в Европу | Север | Урал и Сибирь |
Материалы из газет, журналов и книг | Путеводители | Справочные и информационные материалы |
Список пароходов (1852-1869 гг.) | Справочник по пассажирским пароходам (1881 - 1914 гг.) | Старый альбом | Фотогалерея |
Коллекция Елены Ваховской | Коллекция Зинаиды Мардовиной | Коллекция Игоря Кобеца | Коллекция Сергея Новоселова |
События 1841-1899 г.г. | События 1900-1917 г.г. | События 1918-1945 г.г. | События 1946-1960 г.г. | События 1961-1980 г.г. |

III.

Но вот справа показалась красивая, покрытая сосновым лесом Преображенская гора, а впереди выросли из воды стены крепости и раскинувшийся на левом берегу городок. Пароход миновал здание ситцевой мануфактуры, находящееся между городком и Преображенскою горою, на особом острове, и через несколько минут наши шлюшинцы, с батюшкою во главе, дровяники, судовщики, торговки, нестройною толпою потянулись по брошенному трапу на пристань.

Дождь шёл не переставая, и мы вместе с новыми знакомыми (которые оказались художниками, недавно окончившими академию) направились в ближайшую гостиницу, против самой пароходной пристани, носящую историческое название «Орешек».

У входа толпилось несколько мужиков и баб; стояли и неизбежные нищие. Мы поднялись во второй этаж, где нам отвели общую, большую комнату.

Я взглянул в окно. Впереди во всю ширину раскидывалась многоводная красавица Нева; вдали берег, покрытый лесом; небольшая деревушка уныло смотрится в воду. На первом плане набережная, пристань, у которой, кроме нашего парохода, стоят ещё другие, особого типа. Эти пароходы, по справкам, оказались «канальскими», то-есть ходящими по новому каналу в Ладогу. На Неве одиноко стоит на якоре небольшая сойма, движутся лодки, проходят суда. Несколько буксирных пароходов, в ожидании работы, выстроились в ряд подле набережной. Влево от пристани на самом берегу возвышается ажурный павильон под железной крышей; стенки его забраны проволочной сеткой, сквозь которую темнеют два каких-то неопределённых силуэта. Направо, в конце набережной, каменная часовня, окружённая молодыми деревцами. Она стоит на берегу канала Александра II, устье которого приходится почти против нашего окна. На конце дамбы, отделяющей канал от Невы, возвышается небольшой гранитный памятник, а за дамбою, посреди реки, тянутся холодные, неприветливые стены крепости.

Через несколько минут мы уже отправились осматривать город и, прежде всего, направили путь к часовне на берегу канала, в которой помещается местный Палладиум, драгоценный остаток старины: икона Казанской Богоматери, глубоко чтимая во всей окрестности. Её история отчасти связана с историей самой крепости, уныло глядящей на нас из-за дамбы и точно погружённой в глубокую думу о минувшем.

Вдали, замыкаемая твердынею крепости, величественно раскидывается широкая гладь Ладожского озера, древнего Нево, с своими утопающими вдали берегами, с дальним маяком, с галиотами и другими парусными судами, пересекающими линию горизонта стройными силуэтами своих мачт. Прав был Пётр, назвавший эту крепость ключом: она прочно замыкает доступ и к Неве, и к озеру.

Господин Великий Новгород ещё давно понял всю важность этого островка-орешка, точно намеренно помещённого здесь природою, для сооружения крепкого оборонительного пункта. Укрепив за собою исток Волхова возведением Старо-Ладожской крепости, которая долгое время служила передовым оплотом против шведов, новгородцы в XIV веке стали подумывать и о большой Невской дороге, по которой жаловали к ним непрошенные гости, и решили запереть ворота в озеро. «В лето 6831 (1323 г.), — читаем в летописи, — ходиша новгородци с князем Юрием и поставиша город на устье Невы, на Ореховом острове; ту же приехавшие послы великие от Свейского короля, докончаша мир верный с князем и с Новым городом по старой пошлине» <. Таким образом основание нового боевого пункта ознаменовалось заключением «вечного» мирного договора. Крепость была устроена вначале деревянная и окружена земляным валом, но впоследствии новгородцы обвели её каменной стеной. Шведы неоднократно пытались овладеть ею, но это удалось им лишь в 1617 году. По Столбовскому договору Орешек был присоединен к Швеции, и только в 1702 году Пётр Великий взял его обратно, после кровопролитного штурма.

Вскоре после взятия крепости, шведская кирха, переделанная из прежней церкви, была снова обращена в православный храм, освящение которого последовало в 1703 году. По словам предания, одно место в алтарной стене храма постоянно было покрыто проступавшею из стены влагою. Его подправляли, штукатурили вновь, но влага продолжала выступать по прежнему, и наконец в стене образовалась трещина, через которую обнаружилась замурованная в стене икона. Это и была икона Казанской Богоматери, находящаяся теперь в часовне. Судя по письму, её следует отнести к концу XVI столетия. Она, вероятно, была храмовою иконою в крепостной церкви и закладена в стену во время передачи Орешка шведам по Столбовскому договору. Время обретения её неизвестно, но с 1710 года она уже значится в описях крепостного собора.

Мы вошли в часовню; она довольно обширна. Икона, уже совершенно потемневшая от времени, помещается в иконостасе на главном месте. Перед нею устроены перила, для соблюдения большего порядка в движении прикладывающихся во время большого стечения народа, а стечение действительно бывает большое, особенно 8 июля, когда на поклонение иконе собирается вся окрестность, и даже много богомольцев являются сюда пешком из Петербурга.

От часовни мы направились вдоль по берегу канала Александра II. С каждым шагом перед нами всё шире и грандиознее развертывалось хладное Нево; серые, мутные волны бороздили его поверхность; вдали, на горизонте, по прежнему чернела линия стоявших на якоре судов, влево еле заметною полоской мелькала башня Кошкинского маяка. По берегу канала тянулись домики и лачужки городской окраины. Несколько барок вдали медленно подвигались одна за другою, влекомые каждая четвёркой тощих лошадей.

На берегу одиноко стоял какой-то приказчик, вглядываясь в проходившие суда.
— Что стоит провести судно от Ладоги досюда?  — обратился к нему один из моих спутников, доставая на всякий случай записную книжку.
— Если на четвёрку, — отвечал приказчик: — так полагается рублей 50 — 60, не более.
— А сколько отсюда до Ладоги?
— Сто четыре версты. Теперь куда дешевле стало, — прибавил он. — В настоящее время всякий волен хоть своих коней впрячь, теперь свободно, а лет десяток тому назад тяга была откуплена: держало несколько хозяев в Новой Ладоге, и, кроме них, никто судов водить не мог. Тогда за этот же конец платили рублей до полутораста.

Мы повернули обратно к городу, и перед нами снова потянулись угрюмые стены крепости. Точно обрывки каких-то тяжёлых воспоминаний, неслись над нею разорванные облака. Небо было сумрачно; дождь опять начинал накрапывать. Тоскливое чувство производили при этой обстановке унылые стены.
— Воля ваша, — воскликнул один из моих товарищей: — а здешняя крепость скорее похожа на какую-то тюрьму...
— Да ведь она же и была тюрьмой, — перебил его обладатель записной книжки: — с основанием Петербурга, новгородский сторожевой острог стал острогом столицы, но уже в современном значении слова. У меня кое-что записано о содержавшихся здесь знатнейших узниках. Во-первых, сюда была послана Петром первая жена его, Евдокия Федоровна Лопухина; здесь содержалась царевна Мария Алексеевна, которая и скончалась в крепости. Затем при Анне Иоанновне сюда были заключены Бироном князья Василий Владимирович Долгорукий и Дмитрий Михайлович Голицын, оба птенцы гнезда Петрова; Голицын и умер здесь в 1738 году. Здесь же содержался и сам Бирон, Мы взяли влево и вскоре подошли к мосту, соединяющему берега канала. На том берегу высилось белое здание местного собора с довольно высокою колокольнею. Почти всё пространство между мостом и Невой было занято шлюзами, расположенными в два ряда, а по другую сторону моста прямой, широкой лентою тянулся вдаль и самый канал, возникший по мысли того же государя Петра Алексеевича, равно неутомимого как в делах войны, так и в делах мира.

Основав для развития внешней торговли Вышневолоцкую систему, служащую соединением Волги с Невой, Пётр увидел, как гибелен для русских плоскодонных судов проход из Волхова в Неву по бурному Ладожскому озеру, и решил, не теряя времени, устроить канал в обход этого опасного пространства. Сначала он думал созвать на работу народ со всего государства, но потом, «милосердия о народе», сдал работу на подряд петербуржцу Озерову и москвичу Попову с платою по 1 рублю 16 алтын за кубическую сажень выемки и с обязательством со стороны подрядчиков окончить работу в 2 года.
Весною 1719 года последовало открытие работ в Новой Ладоге. После молебствия государь первый собственноручно наполнил землёю три тачки и отвёз их на место будущей дамбы. Смотрителем над работами был поставлен любимец Меншикова, Скорняков-Писарев, оказавшийся очень плохим и не добросовестным распорядителем. Два года прошли, а канал не только не был готов, но подрядчики еще просили прислать им солдат, так как рабочих у них не хватало. На работы отправили 15 тысяч казаков и 16 драгунских полков, всего около 27 тысяч человек. Пётр, находившийся в это время в Персии, был вполне уверен в скором открытии канала и в указе, посланном в Петербурга, приказал изготовить суда для навигации по каналу летом 1722 года. Между тем, в этом году на канал послано ещё 19 полков драгунских и 21 пехотный.

Лишь только Пётр вернулся в Москву, он первым долгом спросил о канале, и тут перед ним во всей наготе раскрылась неприглядная действительность: из всего пространства в 104 версты канал был прокопан всего лишь на 12, а в остальных местах едва только приступили к работам. Можно судить, как огорчило Петра это известие. Немедленно ведение дел было отнято у Писарева и передано недавно принятому на русскую службу Миниху. В октябре 1723 года Пётр лично осмотрел работы на канале и велел нарядить над Писаревым следствие, а двух голландских мастеров, бывших при работах, взять под арест.
Миних вскоре привел дело в порядок и дал ему надлежащей ход; благодаря энергии и благоразумным мерам, ему удалось привлечь массу вольнонаёмных работников, так что в 1724 году у него было до 7.000 вольных землекопов, а солдата прислано только 5 полков.
В октябре 1724 года Пётр снова явился на канале. Миних ожидал его в Новой Ладоге, где всё уже было готово для открытия нового участка канала, который за это время успели окончить. Государь лично пробил лопатою плотину и, спустившись затем в канал на ботике вместе с Минихом, он в восторге бросил вверх свою шляпу и прокричал: ура! Вернувшись в Петербург, весёлый и довольный, он заявил Екатерине: «Работа Миниха сделала меня здоровым. Надеюсь со временем вместе с ним поехать водою из Петербурга и стать в Москве у Головинского сада на Яузе».

Увы, надежде этой не суждено было исполниться. В следующем году Пётр умер, и для канала настали трудные времена. Но Миних не унывал, ревностно продолжая дело, оставленное на его руках покойным государем, и в 1728 г. довёл канал до устья реки Кабоны (в 60 верстах от Новой Ладоги). Чтобы дать судоходству возможность немедля же воспользоваться этой готовою частью канала, он устроил здесь шлюз для выпуска судов в озеро. Через два года канал был доведён до Шлиссельбурга и 19 марта 1731 г. открыта для судоходства в присутствии императрицы Анны Иоанновны. Таким образом два года, назначенные первоначально на работы, растянулись на целых 12 лет. Миних и в чине генерал-фельдмаршала не переставал заботиться о канале. При Екатерине он был назначен генерал-директором канала и тотчас же приступил к возобновлению шлюзов и водоспусков, заменив многие из них каменными. В 1765 году Екатерина лично осматривала канал и повелела устроить в Новой Ладоге второе устье для большего удобства при проходе судов. Со смертью Миниха, оставившего особый труд о канале: «Recueil des ecluses et cles traveaux du grand canal de Ladga», большинство работа прекратилось, и канал начал мало помалу приходить в запустение. А между тем польза его для торговли была очевидна. В 1734 году по нему прошло товаров на сумму 4 миллиона рублей; в 1765 году Миних уже доносил Екатерине, что сумма удвоилась, впоследствии чего с устройством Мариинской системы (при Павле I) и Тихвинской (при Александре и), по водам его в 1820 году переправлено грузов на 30 миллионов рублей, а к 1860 году сумма эта возросла до ста миллионов.



| © "Речная старина" Анатолий Талыгин 2006-2018 год. | Контактная страница. |